Скоро будет неделя, как я нахожусь в Биробиджане. За это время я исходил его вдоль и поперек, наверное, раз пять и теперь знаю его улицы и переулки, пожалуй, ничуть не хуже здешних старожилов, хотя иногда мне начинает казаться, что я и до сего дня вижу сквер, улицы, переулки и каменные дома в центре города впервые – как тогда, когда я несколько дней назад сошел здесь с поезда. Да, вот уже почти неделя, как я в Биробиджане, а как-то все не могу перестать дивиться на его строения, зелень улиц-аллей, вывески на зданиях, испытывая при этом несколько необычное ощущение: этот город просто не может оставить вас равнодушным, не может не понравиться вам едва ли не с первого взгляда. Он буквально чарует вас каким-то особенным уютом, по-домашнему теплой атмосферой общения здешних жителей и даже скромной величиной самого города, что тоже придает ему неповторимый – я бы сказал, чисто биробиджанский – колорит.
Я не перестаю любоваться светлыми стенами его новых домов, осеняемых зеленым кружевом кленов и тополей, залитыми щедрым солнцем сопками на горизонте, Бирой, широкой лентой уложенной вдоль города, и с наслаждением вдыхаю напоенный речной свежестью воздух, колеблемый легким ветерком.
Правду сказать, у меня было совсем иное представление о Биробиджане до того момента, когда я, уже сойдя с поезда, не познакомился на вокзале с Рахмиэлем Гуральником, взявшимся среди ночи проводить меня до гостиницы. Заметив тогда, с какой осторожностью я ступаю по земле, мой провожатый, оглянувшись, подбодрил меня:
– Смелее, товарищ! Мы ж с вами уже не в Тихонькой, а в Биробиджане.
– Знаю, что не в Тихонькой, – отозвался я в ответ.
– Ну раз знаете, то, как у нас в армии говорят, тверже ногу, шире шаг!
«Шире шаг…» Только ведь по нынешним биробиджанским улицам мне и днем шагать не случалось, а тут ночь темная. Да и вообще… Сидя еще в вагоне, я, например, был уверен, что, прибыв на место, мы увидим слева от железнодорожных путей тот деревянный вокзальчик с двумя фонарями у входа – вокзальчик, каким я его и помнил всегда эти годы. А что оказалось на самом деле? И вот сейчас, покинув новый вокзал, я думал, что нам придется в густых сумерках отыскивать под ногами шаткие доски узкого настила, именуемого здесь тротуаром, – так и только так в почти сплошь заболоченной Тихонькой оно и было, – но и здесь все опять вышло иначе: неподалеку от вокзала – пусть и в темноте – лежал асфальт «взаправдашнего» тротуара. Слева от нас высились двух- и трехэтажные дома, а справа тянулась сплошная стена выстроившихся в ряд деревьев, наполняющих ночной воздух ароматом молодой листвы.
– Ну что? Теперь-то вы видите, что это таки не Тихонькая, а Биробиджан? – слышу впереди, в десятке шагов от себя голос Гуральника.
Признаться, я не очень хорошо знал историю Биробиджана, хотя все же ни-сколько не сомневался в том, что на месте памятной мне станции Тихонькой, в свое время неожиданно ставшей чуть ли не всемирно известной и, конечно же, достаточно знакомой своим названием в украинских и белорусских местечках, появится город-новостройка. И уж тем более я не мог иметь даже отдаленного представления о переменах на центральных улицах Биробиджана. Да что говорить об этом, если я и теперь не сразу узнаю места, где побывал тогда, когда город этот таковым еще не стал? Так что теперь мне здесь было чему удивляться.
– Это еще ничего, – как бы в ответ моим мыслям прозвучал голос Рахмиэля. – А вот если вы пройдете по главной нашей улице – по улице Ленина, вы уже таки настоящий город Биробиджан увидите.
По тону, с которым это было сказано, невозможно было не почувствовать, с какой любовью человек относится к своему городу. Наверное, вот так же садовник любит какое-нибудь слабенькое деревце, которое он посадил, выходил и вырастил сам. Впрочем, Гуральника нетрудно понять: сколько кирпичей, мешков цемента, бревен и железных балок перенес он на собственных плечах, чтобы сделать Тихонькую Биробиджаном! И ему, в недавнем прошлом рабочему-строителю, доставляет немалое удовольствие наблюдать, как я реагирую на увиденное в его городе.
На перекрестке улицы Октябрьской и соседнего переулка в ночном сумраке нашим глазам предстает здание с широкими дверями и окнами. В слабом свете луны, на какие-то секунды вынырнувшей из-за темного облака, успеваю рассмотреть ряд крупных еврейских букв вдоль стены, сложившихся в слова «Биробиджанский кинотеатр». Сразу за кинотеатром можно различить хорошо накатанное шоссе – дорогу, ведущую к окраинам города и дальше – в села области – Ленинское, Венцелево, Амурзет. Отсюда же, из городского центра, уходит вымощенная здесь булыжником улица Валдгеймская длиной никак не меньше километра. По одну сторону мостовой – заросший высокой травой пустырь, по другую – двух- и трехэтажные каменные дома, дальше – ряд низких бревенчатых домиков. На улице Валдгеймской располагаются музыкальная школа, радиостудия, медицинское и педагогическое училища, железнодорожный техникум, несколько областных и районных учреждений. Неподалеку отсюда – мостик, переброшенный на остров – месторасположение великолепного городского парка. Все это я увидел и узнал позднее, уже при свете дня, а пока что я и мой провожатый находимся у кинотеатра на той самой Октябрьской, по другую сторону которой лежит темный массив городского сквера, разделяющего начала двух главных улиц Биробиджана – Ленина и Шолом-Алейхема. Сквер этот, пожалуй, не представляет собой ничего особенного: деревья, кусты, между ними – посыпанные песком узкие дорожки, садовые скамьи… Но все это, как сообщил мне Гуральник, появилось (и, конечно же, никак не само собой!) на месте «болотины», из которой застрявшую в липкой грязи пустую телегу четверка лошадей вытянуть не могла.
– И вот что сделали с того болота наши биробиджанские евреи в свободное от работы время! – с гордостью заключил Гуральник, когда мы, миновав сквер, вышли к гостинице.
Гостиница – двухэтажное каменное здание с большим балконом, опирающимся на две четырехгранные колонны. По соседству с гостиницей – еще несколько двухэтажных домов…
– Может, пройдем с вами немножечко дальше? – слышу вопрос Рахмиэля. – Здесь таки вам тоже будет на что посмотреть.
И вот мы уже в самом центре города – на улице Ленина. Я потом не раз ходил по этой ровной широкой улице, похожей на аллею, по бокам которой выстроились светлые дома. Здесь тоже заасфальтированные тротуары, а по ночам зажигаются на столбах электрические лампы. Несомненным украшением улицы Ленина служит здание библиотеки с четырехгранными колоннами по бокам парадного входа. Произведут на вас впечатление трехэтажное здание с расположенными в нем типографией и редакцией газеты «Биробиджанер штерн», оригинальной архитектуры дом с широкими окнами (это облисполком) и поднявшаяся над просторным двором четырьмя этажами школа-десятилетка. Даже скромные деревянные двухэтажные дома, красиво отделанные светлыми тесовыми дощечками, создают на этой улице какой-то особый уют. И, помню, чем дольше я ходил здесь, тем больше мне казалось, что нахожусь я вовсе даже не на Дальнем Востоке, а где-нибудь в Евпатории, Феодосии или Джанкое, и быть почти уверенным, что вот эта самая улица ведет от центра города не иначе как к берегу моря.
(Продолжение следует)
Перевод с идиша Валерия Фоменко
Самуил Гордон